Но сколько хороших добрых пожеланий и красивых подарков вы мне подарили любимые ПЧелкти, за что вам еще раз огромное спасибо, я бесконечно рада
А сегодня я получила еще один прекраснейший подарочек, от которого в восторге, хочу похвастаться всем, он заслуживает особого внимания, надеюсь порадует и вас
Тайна
Автор: Sunny Mouse
Бета: мышь-медуница
Рисунок: мышь-медуница тоже мне
Пейринг: ГП/ДМ (но они не главные действующие лица))
– Альбу-ус! Альбус-Северу-ус!
читать дальшеАльбус открыл глаза и почесал пухлую от сна щеку. На улице почти стемнело, по чердаку гулял сырой сквозняк. В пыльное окно ударили первые тяжелые капли. Альбус хорошо помнил, что перед тем, как его сморил сон, за окном сквозь ветви яблонь светило доброе, как папа, солнце, и пылинки шевелились в его лучах, как живые, а тяжелый шмель гудел и бился головой о стекло.
– А-альбу-ус!
Ал поковырял облупившуюся краску на раме. Злость прошла, а обида – нет. Не выйду, не выйду и все. Он достал круглый футляр с осколком зеркальца – одно из своих сокровищ – и взглянул на свою узкую, сонную мордашку.
С чего это все считают, что он еще маленький? Даже веснушек стало меньше, чем прошлым летом. Зеленые глаза, смоляные вихры – он весь уродился в отца, до самой последней черточки, но вот веснушки на носу, вовсе незаметные, что бы там ни говорил Джеймс, почти прозрачные – мамины. Пусть бабушка Молли всегда ласково называла их солнечными зайчиками, но Альбус вовсе не хотел оставаться похожим на девчонку и не хотел оставаться маленьким.
Потому что все знают – девчонкам и малышам нельзя доверять секреты. А в доме родителей Альбуса поселилась тайна. Она пряталась под кроватью и столом, густела в углах, витала под потолком. И название у нее было – Любовник. Альбус слышал, как шептались неожиданно съехавшиеся родственники, прикрывая ладонями рты.
Даже Джеймс смотрел на Альбуса свысока, с таинственным видом: «а я знаю секрет!». И ни за что не захотел делиться с «мелюзгой». Это Альбус-то мелюзга? На прошлой неделе он до крови расцарапал коленку – и не заплакал. Даже никому не пожаловался. Разве это не взрослый поступок?
Джеймс сам ненамного старше, и выше всего на полголовы, а все время задается и строит из себя такого же взрослого, как Тедди. Ну ничего, зато он быстрее постареет. Ал задумался. Он совершенно не хотел, чтобы Тедди стал старым, и чтобы старыми стали папа и мама. Ладно, он даже не хотел, чтобы и Джеймс постарел. Альбус снова посмотрел в осколок зеркальца и подумал: если мыслей в его голове становится все больше и больше, а веснушек на носу – меньше, означает ли это, что Ал становится умнее? Определенно.
– А-ал! Альбу-у-ус! – донеслось со двора.
Хотелось есть, в кармане шортиков расплавилась и прилипла тянучка, разломилось на кусочки фруктовое печенье. Альбус подобрал все крошечки до одной, облизнулся и вздохнул. Папа, наверное, волнуется – Ал забрался на чердак и просидел здесь с самого утра после маминого отъезда. А вот и пусть. Альбус тоже на него обиделся, и даже больше, чем на Джеймса.
Утром, когда он чистил в ванной зубы, неуклюже ковыряя щеткой во рту, папа зашел умыться, и Ал решился его спросить, кто такой этот загадочный Любовник. Замирая от предвкушения, сладковато толкнувшегося в сердце – ведь сейчас он узнает заветную тайну, – Ал стиснул зубами щетку.
Узкое лицо отца побледнело, он покусал налившиеся кровью после выпитого огневиски губы. Потом грустно улыбнулся:
– Мы еще поборемся, – сказал он, потрепав Альбуса по макушке, – мы еще поборемся, Ал.
– Лафно, – согласился Альбус, не вынимая зубную щетку изо рта, – побофымся.
Только папа больше ничего не сказал, вытер лицо полотенцем и вышел. Альбус дочистил зубы, поставил в стакан щетку, такую же лохматую, как он сам, и нахмурился. Это нечестно. Папа мог бы ему рассказать, ведь он всегда все знал. Альбус иногда бывал у папы на работе и знал, что там имелся специальный человек, который читал много разных бумаг, а потом долго пересказывал папе. Тетя Гермиона объяснила Алу, что это называется доклад. Альбус тогда спросил: а разве папа сам не может прочить что угодно и рассказать кому угодно? А тетя Гермиона ответила, что всем важным начальникам, как папа, новости на работе всегда рассказывают, так положено.
Если папа Альбусу не рассказал секрет, значит – не доверяет? Считает его еще маленьким или болтливым, как девчонка?
Ал, прыгая по ступенькам деревянной лестницы, побежал к маме. В спальне у окна стоял папа. Обмякший и сгорбившийся, словно что-то невидимое тяжело навалилось сверху. За столиком с растерянными и заплаканными глазами, с сердито скрещенными под грудью руками, сидела мама. Губы Альбуса жег вопрос, но он испуганно промолчал. И тут же решил, что с его стороны это очень взрослый поступок.
Не поворачивая головы, папа что-то глухо попросил, Альбус расслышал только слово «дети». А мама, поправляя свои красиво уложенные волосы перед овальным зеркалом, строго и вызывающе сказала, что устала, что ей нужно серьезно подумать и побыть одной. И что она уедет на пару дней к тете Флер, а за детьми пока присмотрит бабушка.
Ал со всех ног кинулся в гостиную – бабушка! Вот кто ему обязательно все расскажет!
Но бабушка лишь печально вздохнула.
– Любовник? – сказала она, глядя на хрустевшую вафельной трубочкой Лили. – Это, солнышко, тот, кто пусть никогда в жизни не встретится тебе на пути.
Оскорбленный до глубины души недоверием и скорчившим насмешливую рожицу – «я же говорил!» – Джеймсом, Альбус закусил губу, чтобы не разреветься, и вылетел из гостиной.
За порогом он врезался лбом в твердый живот дяди Рона.
– Хо-хо-хо, малыш, – подхватил его дядя и подбросил под потолок, – ты едва с ног меня не сбил!
– Я не малыш! – возмутился Ал, уворачиваясь от дядиных поцелуев. – Осенью мне уже будет семь!
– Скоро станешь настоящим мужчиной! – колючие усы дважды царапнули щеки Ала. Сквозь жесткий ворс влажно и горячо мазнули губы. – А мне, старику, с тобой будет не просто совладать!
– Дядя Рон, – Ал вытер щеки ладонью и выпалил: – Что такое – Любовник?
– А-а, этот... – дядя сжал могучие кулаки. – Ну, если я его только встречу, так ему задам! Вот так, – он ударил воздух перед своим носом, раз, другой, – и еще вот так!
Тетя Гермиона неслышно подошла сзади, положила дяде руку на плечо.
– Достаточно. Ал, где папа? Наверху?
Альбус разочарованно кивнул и поплелся во двор. Погладил шершавый ствол большой развесистой яблони. Ему нравилось забираться на нее как можно выше – казалось, если вскарабкаешься на самую ее макушку, то можно увидеть весь мир, как на ладони. Но сколько бы Ал не взбирался на самую высокую, способную выдержать его легкое мальчишеское тело ветку, видел только сад с кустами ягод и ровными рядами клумб, ухоженными заботливыми мамиными руками.
И пока взрослые секретничали, обсуждали без его участия такую заманчивую, такую запретную тайну, Ал привычно влез по яблоне на развилку, потом на ветку повыше, бесстрашно прополз по ней до открытого чердачного окна и пробрался внутрь. Чихнул, стряхивая пыль со штанишек, и захлопнул окошко. Не выдержал и разревелся. А потом не заметил, как уснул, обняв коричневые, ободранные колени.
Наступил вечер, начинался дождь. Ветер нагонял тучи, словно сердитый полководец собирал войска. Далеко, за темными тяжелыми облаками, угрожающе бормотал гром.
– Алохомора! – крышка на полу откинулась. Из светлого проема появилась голова с фиолетовыми волосами. – Альбус? Уффф, ты здесь, – облегченно вздохнул Тедди и подтянулся на руках, подпрыгивая. – Как ты умудрился сюда забраться?
В животе у Альбуса заурчало, он сглотнул сладкую слюну – снизу потянуло умопомрачительным ароматом бабушкиного пирога.
– Твой отец места себе не находит. Бабушка думала, что ты все еще играешь в саду, вышла тебя звать и уже начала волноваться. Не знаю, зачем ты это сделал… Ал, это несерьезно, совсем по-детски.
Альбус вскинул на него испуганные глаза. Он-то считал наоборот – наверняка не каждый взрослый просидит почти целый день голодным на пыльном темном чердаке.
– Хочешь яблоко? – спросил Тедди.
Ал кивнул. Тед Люпин протянул ему большое наливное яблоко. Альбус впился в сочный белый бок, с треском вырывая зубами из него добрую треть.
– Пойдем? – Тедди протянул руку.
Ал снова кивнул. Но прежде, чем подняться, спросил, задержав дыхание:
– А ты? Ты расскажешь мне, кто такой Любовник?
Тед взглянул на Альбуса удивленно, с таким выражением на лице, будто не знал, что ему лучше сделать – рассмеяться или сделать вид, что не расслышал.
– Ясно, – скорбно сказал Альбус, возвращая половину яблока. – Ты тоже предатель.
– Подожди, Ал. Ну подожди же, я помогу тебе спуститься…
– Сам слезу, не маленький. Я бы все равно вернулся, – через плечо оскорбленно заметил Ал. – Потому что знаю, что папа собрался кое с кем бороться, и ему понадобится помощь.
– С кем бороться? Э-э… ты считаешь, с Любовником?
Альбус снисходительно посмотрел исподлобья: я уже большой, мне голову недомолвками не заморочить.
– Не думай, Тед, я не боюсь. Ведь самого страшного темного волшебника папа давно победил. И пусть мне никто не рассказывает, с кем ему предстоит бороться в этот раз, но я буду рядом и помогу ему. А ты? Ты ему поможешь?
Несколько секунд Тед стоял неподвижно, его щеки все больше раздувались, наполняясь смехом, и наконец, не выдержав, он прыснул. Потом расхохотался.
– Прости, прости, Альбус. Это я… Это я вспомнил кое-что, я потом тебе обязательно расскажу. Но дяде Гарри я помогу, можешь быть уверен.
Пробегая по коридору, Ал думал, что еще долго не станет разговаривать с отцом, только молча наблюдать за ним до тех пор, пока папе не понадобится помощь. Но как только увидел его взволнованное, бледное лицо, как только папа протянул навстречу руки, кинулся ему на шею.
– Я больше не оставлю тебя, – вырвалось у Альбуса от всего сердца, и он сильнее обхватил отца руками и ногами, – больше ни за что не оставлю.
– И я тебя, – просто сказал папа, – пусти, Ал, задушишь.
Сидя со всеми за столом и набивая рот ягодным пирогом, Ал не мог не заметить, каким стал отец – замкнувшийся, одинокий, с грустным блеском глаз над ввалившимися щеками. У папы была своя тайна. Собственная. Ну и пусть, только Альбусу хотелось, очень-очень хотелось, чтобы папина тайна не была такой печальной.
Ужинали молча, даже Джеймс никого не задирал, а только угрюмо смотрел своими невозможно синими глазами, и невольно, как и Ал, пригибал голову, будто над столом под потолком кружилась страшная тайна по имени Любовник и могла задеть его макушку своими огромными темными крыльями.
Только и слышно было, как негромко напевает песенку Лили, облизывая пальцы, и как в кружке то у одного, то у другого позвякивает ложечка.
А потом все отправились спать. Откинув одеяло, Ал прыгнул на постель и позволил бабушке себя укрыть, потом закрыл глаза и, прижавшись щекой к подушке, подождал, когда, навздыхавшись, бабушка уйдет. Он легко согласился уступить ей свою комнату и остаться на ночь или две с Лили, в ее комнате со стенами, разрисованными глупыми уточками. Тем более, что выхода у Ала все равно не было – Джеймс наотрез отказался делиться своей спальней.
Дождавшись, когда в коридоре погаснет свет и перестанут скрипеть половицы, Альбус скинул на пол одеяло и лежал с открытыми глазами, слушая, как поливает стекла дождь, и рассматривая на потолке ажурную тень яблони.
Сквозь дождь ему что-то послышалось. Приподнявшись, он долго вслушивался в темноту. Вот, снова – кажется, кто-то разговаривал или кричал шепотом.
Ал выбрался из-под одеяла. Лили спала, шевеля во сне пухлыми губами.
Осторожно ступая босыми ногами, Ал медленно, касаясь стены, подошел к лестнице. Внизу стеклянная дверь гостиной была открыта, за облупившимся переплетом террасы шелестел дождь, в воздухе отчетливо чувствовался запах большой воды и множества выкуренных сигарет.
– Чтоб ты провалился, Поттер! – раздался шипящий шепот. – Как же я ненавижу тебя! Ненавижу!
Что-то тяжелое упало на скрипнувший диван, потом на пол. Привстав на цыпочки, Ал перегнулся через перила.
– Да не говорил я никому, не рассказывал! – папа шептал, прижимая ладонь к скуле. – Я просто не стал отрицать!
– Тогда кто?
Незнакомец, отвернувшись к окну, с раздражающим высокомерием дернул в сторону папы плечом. Желтоватый свет воскового огарка падал на его белую рубашку и коротко остриженные волосы. Узкоплечий, стройный. Высокий, как папа.
– Я выясню.
Раз и другой булькнуло из бутылки, выливаясь в стакан, и отец запрокинул голову, выпивая.
– Как хочешь, теперь без разницы… Не смей больше мне писать, не смей присылать портключи, не смей вызывать по камину. Тебя нет, Поттер. Больше тебя нет, – не поворачиваясь к отцу лицом, незнакомец протянул в его сторону руку. Альбус четко видел ее контур на фоне окна, в которое постукивала ветка шиповника. Рука дрожала. – Верни палочку.
– Повернись ко мне, – прошептал папа, разворачивая незнакомца за съеденные темнотой плечи. И пригнулся, уходя от удара. Обхватил его руками, и оба принялись с мычанием и пыхтением танцевать по комнате, грузно переваливаясь с ноги на ногу, шатаясь из стороны в сторону, как деревья на ветру. Пока не упали на ковер и не покатились по полу, иногда попадая в полосу бледно желтого света от фонаря над входом.
Кхххх-трессь! – разорвалась папина футболка. Тресь-тре-е-есссь – разорвалась еще и еще. Ой, и влетит ему за это от бабушки, и от мамы тоже! И за драку ему, как пить дать, попадет – придется наказанным дома сидеть целую неделю, не меньше: ни на улице погулять, ни на работу пойти. А ведь папа самый важный начальник, и без него работа не работает.
Навалившись телом на противника и прижав его к полу, папа сорвал с себя футболку, и – трессссь! – порвал рубашку незнакомца. Она белела в темноте, в то время как у темно-коричневого папы угадывался только силуэт, да были видны блестящие стекла очков, ловившие свет фонаря, а потом незнакомец отбросил их в сторону.
И тут Ал понял. Незнакомец и есть тот самый загадочный и вселяющий страх Любовник, а папа с ним сейчас борется! Пусть Любовник оказался вовсе не страшным – у него даже нет ужасных усов, как у дяди Рона, – но ведь папе никто не помогает!
Маленькое преданное сердце Ала неистово заколотилось, и пропитанная сигаретным дымом темнота затрепетала с ним в такт.
– Па… – хотел крикнуть он, но жесткая ладонь закрыла ему рот.
– Тихо! Тихо… – горячо зашептал ему в ухо Тедди. – Все хорошо…
До них долетел слабый стон.
Ал замер. Он в одних трусиках и босиком стоял на вершине лестницы. Прижавшийся к нему сзади Тед, гибкий и твердый, как виноградная лоза, закрывал ему рот рукой. А внизу, за диваном, папа что-то делал с незнакомцем, что-то непонятное, с неторопливым упорством. Они дышали громко и ритмично, слышалось размеренное папино «х-ха», «х-ха», и еще что-то похожее на постанывающее хныканье.
В висках у Ала застучало, он замолотил на весу ногами, пытаясь вырваться. Тед, перехватывая его поудобнее, качнулся в сторону, и угол зрения сместился, открыв тела сражающихся наполовину: в пятнах света и тени папа лежал сверху на опасном и ужасном Любовнике и, казалось, старался сильнее втиснуть его в ковер, двигаясь на поверженном противнике тяжело и часто. А Любовник запрокинул голову, выгнув шею – глаза его были закрыты, а рот открыт.
Ал почувствовал себя немного разочарованным и даже чем-то обделенным – ведь папа сказал ему: «Мы поборемся, Альбус», а сам справился один, без чьей-либо помощи. Но в тоже время Ал испытывал за отца-победителя необыкновенную гордость – папа боролся с очередным злым волшебником и его поборол! Хотя все-таки досадно было быть непричастным к победе, стоять вот так и смотреть, как папу кусает за губы этот взрослый, красивый и совсем не страшный дяденька, от которого даже сюда доносится такой приятный запах одеколона, неведомой тайны и жадный шепот:
– ... люблю тебя, Поттер... ты останешься моим... моим...
– Скажи еще.
– Люблю.
– Еще...
– Люблю... люблю...
Дальше Альбус не услышал – обхватив его одной рукой и продолжая зажимать рот другой, Тед унес его вдоль по коридору и отпустил только возле альбусовой комнаты. В приоткрытую дверь они увидели спящую под шелест дождя и мерный стук вязальных магических спиц бабушку – к утру будет готов еще один свитер, – и шарахнулись назад.
Тед протянул к Алу руки, и тот замотал головой и отчаянно замахал руками, знаками показывая, что не нужно закрывать ему рот и что нести его тоже не нужно, он и сам может дойти. Тедди недоверчиво выкатил глаза, но уступил. Альбус заметил, что свою палочку Тед держит наготове.
Улегшись в постель в комнате Лили и натянув одеяло до подбородка, Ал не сводил с сосредоточенного лица Тедди выжидательного взгляда. Сопела свернувшаяся калачиком Лили. В стекло молотили дробинки дождя, мягкий свет Люмоса отбрасывал на одеяло голубоватую полоску. Тед задумчиво покручивал в пальцах волшебную палочку.
– Почему ты так на меня смотришь? – наконец, не выдержал Ал.
– Потому что ты мой друг.
Простая фраза, а напряжение, скопившееся в тугой комок неприятного предчувствия в животе, ушло. На сердце стало легко, даже в глазах защипало.
– Правда? – Альбус подскочил под одеялом.
– У-гу, – Тедди встретился взглядом с Альбусом и тотчас поспешно его отвел, будто опасался, что в его светлых глазах Ал прочтет что-то ненужное. Но – лишь на мгновение, а потом вновь глянул на Альбуса с напряженной улыбкой и поднял палочку. Видно было, что Тед принял решение, и далось оно ему не легко.
– Ты очень хороший, Тед. Очень-очень хороший, – доверчиво и с восторгом признался Ал, – когда я подрасту, то обязательно стану похожим на тебя, лопнуть мне на месте! А подрасту я уже скоро, ты только меня немножко подожди, ладно?
Тед отчего-то закашлялся, прикрывая ладонью рот.
– А когда мы оба станем взрослые, как ты сейчас, то вместе будем играть, сражаться со злыми колдунами, и сможем иметь общие тайны. Только давай договоримся: секреты у нас будут, а усы – нет.
– Чего?
– Ну, усы, – терпеливо пояснил Ал, – такие, как у дяди Рона.
– А-а, – протянул Тед Люпин, рассматривая Альбуса с удивлением. – Ну хорошо, – заявил он наконец, будто только что о чем-то передумал. И решительно отодвинул палочку, поставив ее в стакан с карандашами и кисточками. – Я вот что думаю, Ал. Для того чтобы иметь общую тайну, не обязательно ждать, когда ты подрастешь. У нас с тобой, как у настоящих друзей, уже появилась своя.
Ал распахнул глаза и затаил в восхищении дыхание.
– То, что мы с тобой сегодня ночью увидели – страшная и важная тайна. Понял?
Альбус кивнул, боясь моргнуть.
– Все тайны необходимо хранить. Эту – больше всех на свете. Кто проболтается, тот навсегда останется малявкой. Понятно?
– А если проболтаешься ты? Превратишься в девчонку?
Тед почему-то поперхнулся.
– Почему в девчонку-то?
Ал снисходительно посмотрел на Тедди – уже взрослый, а простых вещей не знает:
– Потому что всем известно, что секреты не умеют хранить только малыши и девчонки, – как само собой разумеющееся, сообщил он ему.
– Я не проболтаюсь, – как можно серьезнее заверил Тед. В мягком свете Люмоса его глаза казались большими и нарисованными.
– Я тоже не проболтаюсь, – воскликнул Ал и бросился к нему на шею. Завозилась во сне Лили. – Ты мой самый лучший друг! А поучишь меня завтра летать на метле?
– Ш-ш, ты тоже мой самый лучший друг, – Тедди ласково потрепал Ала по непослушным вихрам, – завтра обязательно полетаем, если кончится дождь. А сейчас спи.
Ал все смотрел и смотрел на дверь, которую плотно притворил за собой Тед. И чувствовал себя самым счастливым в этом доме, да что там – во всем мире.
Пощупав мускулы на своем худеньком плече, Ал вытянулся под одеялом и подумал, что в следующий раз, когда настанет время сражения, он уже наверняка будет взрослым и сильным, как Тед, а папа слабее, потому что постареет. И вот тогда он не откажется от помощи Ала. А если понадобится, помогут и Джеймс, и Тед, и даже Роза – она неплохая девчонка, хоть и конопатая.
Ал смотрел, как раскачивается на потолке огромная тень яблони, и все думал, думал, пока мысли не перестали помещаться в голове, а глаза не стали слипаться. Он потер их кулачком и моргнул, но уточки на стенах двоились, расплывались. Ночное приключение таяло и лезло в голову обрывками сна, в котором загрубелая ладонь отца ласково коснулась его лба, а пахнущие табаком руки поправили одеяло.
– Говорю тебе, Гарри, он спит, – раздался издалека шепот Теда.
Зазвучали удаляющиеся шаги, скрипнула половица, щелкнула дверь.
Альбус спал, и ему снилось, что завтра кончился дождь. Что Тедди расчехлил свою красивую метлу и учит его летать. Что вернулась мама, что дядя Рон больше не говорит грубых слов и не сердится тетя Гермиона, а папа не грустит. Что в нежной тени раскидистой яблони снова стоит большой стол, за которым все вместе – счастливые и веселые, взрослые и дети – пьют чай с бабушкиным пирогом.
Умытый дождем мир вновь сделается бескрайним и полным надежд, а в небе вовсю будет светить солнце. И со свойственной детскому сердцу убежденностью Ал твердо знал – все будет хорошо.